Индия в русской литературе ХХ в.

Глава IV, «Индия в русской литературе ХХ в.», включает в себя два параграфа.
В параграфе первом, «Советско-индийские отношения первой половины ХХ в. и их отражение в литературе.

Повесть Э.И. Выгодской “Опасный беглец“», дан краткий экскурс в историю советско-индийских политических отношений. Дополнительное идеолого-политическое звучание, которое приобрели отношения между двумя странами в первой половине ХХ в. в связи со сменой власти в России и обретением Индией независимости, оказало влияние и на литературный процесс.

Путевые заметки и статьи, посвященные Индии, не только рассказывали о тяжелой жизни индийского трудового народа, но и критиковали существующий в Индии государственный строй и политику её правительства. Революционная тематика литературы об Индии приветствовалась и поощрялась, даже если произведение не выдерживало критики с художественной и исторической точек зрения. Примером подобного сочинения служит повесть Э.И. Выгодской «Опасный беглец» (1947), рассказывающая о восстании сипаев 1857 г.

В произведении допущено довольно сильное искажение действительности как в бытовых, так и в кастово-религиозных вопросах. Жестокость колонизаторов, лояльность и терпеливое страдание индийцев высвечены максимально остро, и в целом можно отметить, что повесть носит революционно-пропагандистский характер.
Подчеркивается общность русского и индийского народов, отмечаемая империалистами-захватчиками: «Дели, как Севастополь, – говорили в британском лагере. – Чем дольше стоит, тем больше защитников приходит к нему на помощь». Заявленная в предисловии «верность историческим данным» не подтверждается. Однако повесть полностью соответствует политическим запросам своего времени: произвол угнетающих, праведный гнев угнетаемых, революционная ситуация и восстание, возглавляемое человеком из низкой касты, главным героем произведения. Э.И. Выгодская смещает ценности древней, традиционной Индии, связывая будущее этой страны не с высшей образованной частью общества – брахманами, а с его низшими слоями (индийский «пролетариат»). Брахманка Батма, умершая в начале повести, олицетворяет собой «отмирающее» «косное» прошлое Индии; её муж, мятежник Инсур, представитель низкой касты – революционное настоящее; их дочь Лела, рождённая от смешанного брака и потому получившая статус неприкасаемой, человека вне каст, – будущее свободной Индии. Эта выведенная автором «формула» «прогресса» и является главной идеей книги. Таким образом, повесть «Опасный беглец» является произведением, отражающим требования своего времени «на индийском фоне».

Тема Индии-рая также продолжает своё существование в ХХ в., что отмечается нами во втором параграфе главы: «Рассказ В. Астафьева “Индия”».

Согласно данным библиографических справочников по творчеству В.П. Астафьева, публикаций, целиком посвященных рассказу «Индия» (1965), до сих пор не выходило, но в диссертационных работах и статьях некоторых исследователей произведение рассматривалось в рамках определенных тем1. При анализе данного текста принято говорить о столкновении реальности и мечты (Ф.А. Пономарёв), о недосягаемости идеала (Б.М. Юдалевич). По утверждению М.В. Рождественской, в рассказе «Индия» соединены элементы апокрифических видений рая и агиографического жанра. Присоединяясь к мнению М.В. Рождественской, мы рассматриваем этот рассказ в контексте творчества литературных предшественников В.П. Астафьева, поддерживающих древнерусскую традицию восприятия Индии, в первую очередь Н.С. Гумилёва.

Рассказ «Индия» имеет такую сюжетную организацию, которая характеризуется взаимопроникновением реалистического и символического планов. Чудесная находка – обертка от мыла с изображенными на ней принцем, тигром и пальмами – обозначенная Сашей, главной героиней рассказа, как «Индия», превращает героиню реалистического сюжета Сашу Краюшкину в великомученицу Александру сюжета символического. «Агиографический» характер героини подтверждается описанием добровольного одиночества Саши, «отвращения от игр»1, свойственного героиням житий.

Рассказ В.П. Астафьева, как установлено нами, обнаруживает удивительные соответствия со стихотворением Н.С. Гумилёва «Девочка» (1917). Его героиня также однажды узнала, «Что есть Индия – чудо чудес, / Что есть тигры и пальмы святые».
В обоих произведениях чётко обозначен мотив горя, сопряжённый с мечтой. «Иногда ты смотрела на море, / А над морем сходилась гроза. / И совсем настоящее горе / Застилало туманом глаза» (Н.С. Гумилев). Саша, приходя на пожарище, «щемливо думала о чём-то своем, печалилась, прижавшись за черным бревном. Иногда даже слезы закипали в тихой, сжавшейся от горя душе девочки» (В.П. Астафьев). Саша, выражаясь словами из стихотворения Н.А. Клюева, «чаяла несказанное», поэтому в итоге и обрела «Индию в красном углу».

Мы рассматриваем и некоторые другие образы, объединяющие два произведения, в том числе образ звезды: в предсмертном видении Саши «алмазная» звезда сияет «ослепляюще остро», в стихотворении «Девочка» она изображена как «слепящая» и «прорезающая тьму». И хотя у Н.С. Гумилёва звезда – это сама девочка, ставшая для героя воплощением мечты, налицо интерпретация символа в обоих произведениях как посредника между мирами реальным и идеальным. Однако у Н.С. Гумилёва мечта не находит своего воплощения, вырождаясь и растворяясь в мире действительности. В.П. Астафьев же воплощает её посредством «уведения» из этого мира, противопоставляя гумилёвскому образу жизни – душной могилы образ смерти – обретения рая. Таким образом, представления В.П. Астафьева об идеале, о «запредельном» и непостижимом оказались связаны с образом Индии. По сути, писатель воплотил в этом произведении древнерусские традиции в изображении Индии, но промежуточным звеном в такой интерпретации этого образа для него явилось стихотворение Н.С. Гумилева.
В «Заключении» кратко изложены основные результаты исследования.

Исследование показало, что Индия и её реалии отражались в произведениях русских писателей с большей или меньшей степенью достоверности, с течением времени увеличивалось количество разрабатываемых на «индийской почве» тем. Среди них – отрицание Индии как страны вековых суеверий и предубеждений, противопоставление христианства индийским религиям, буддийская топика, эротические темы, сакрализованные контекстом индийской культуры, коммунистическая вера в светлое будущее отсталой Индии. Многие из них не получали своего развития в дальнейшем и отживали вместе со своей эпохой. Однако древнерусский образ идеальной Индии оставался неотъемлемой и неизменной частью русской литературы на протяжении всей ее истории.