Расцвет империи Моголов

Расцвет и падение империи Великих Моголов
История древней и средневековой Индии знает немало попыток объединить этот субконтинент или хотя бы большую его часть в единое государство. Среди таких политических образований наиболее могущественной была империя Великих Моголов, созданная в 20-е годы XVI в. и фактически распавшаяся к середине XVIII века.
Могольское государство, его история, административная система, политика и культура оставили заметный след в самых разных сферах жизни

индийцев, включая живущих ныне. Историческая судьба Могольской империи издавна привлекает внимание исследователей, что естественно, ибо крушение этой державы оказалось непосредственно связанным с самым драматическим и переломным периодом в истории Индии — английским колониальным завоеванием. Кроме того, многие сложные, неоднозначные процессы и противоречия в сфере межконфессиональных и межэтнических отношений, которые привели к распаду империи, весьма чувствительны и для современной Индии. Поэтому научная проблема нередко приобретает актуальность, которая в одних случаях способствует объективному исследованию, а в других — препятствует.
Что касается Запада, то все столетия существования империи совпали с такими этапами европейской истории, как эпоха Великих географических открытий и так называемого первоначального накопления, первые буржуазные революции и начало промышленного переворота. Ни с одной из существовавших до того в Индии империй европейцы не были связаны столь тесно. Ни одна так не запечатлелась в западной культуре, начиная с полуфантастических рассказов о пышном дворе и роскошном быте «Великого Могола» и кончая разыскивавшихся Шерлоком Холмсом сокровищ Агры — могольской столицы.

Об империи Великих Моголов, ее становлении, внутреннем устройстве, социально-экономических, религиозных и культурных процессах, а также о причинах и следствиях распада в отечественной индологии написано довольно много; еще больше — на Западе и, конечно, в самой Индии.

Основателем империи явился правитель Ферганы Бабур: потомок Тимура, он возводил свой род к Чингисхану. Поэтому искаженное на индийский лад слово «могол», иначе «мугхал», «мугул» (то есть монгол) стало в Индии названием части мусульманской военно-феодальной элиты, а за пределами Индии — названием утвердившейся на делийском престоле династии [20] потомков Бабура. Сами эти государи себя моголами не называли. Направляя делийскому государю свое послание, царь Петр I приказал выяснить, как надлежит этого монарха правильно титуловать — «Маголом» или Шахом — и остановился на последнем варианте. Вообще же термин «могол» сохранился и за пределами Индии: в XIV—XVI вв. существовало в Восточном Туркестане основанное чингисидами государство Моголистан; в Северном Афганистане доныне проживает народность моголов; на правобережье р. Сырдарьи тянутся горы Моголтау. Все это — свидетельства былого.

Бабур, удачливый полководец, талантливый поэт и писатель-мемуарист, представлял собой яркий пример искателя приключений. Таким людям в XVI в., который и для Востока, и для Запада был эпохой «плаща и шпаги», нередко везло. Изгнанный узбекским правителем Шейбани-ханом из Ферганы, преданный собственными придворными и родными братьями, Бабур бежал в Афганистан к другому тимуриду, правителю Герата, захватил власть в Кабуле и с 1519 г. начал набеги на Индию, переживавшую период раздробленности и смуты. Ибрахим Лоди, правивший обломками некогда могущественного Делийского султаната, вызывал своей политикой недовольство и индусских, и мусульманских феодалов. И они, дабы избавиться от султана, решили пригласить в Индию Бабура, надеясь, что тот удовлетворится награбленной добычей и не будет претендовать на престол.

Однако, разгромив в битве при Панипате 21 апреля 1526 г. огромную, но неповоротливую армию Ибрахима, Бабур начал наступление на Дели и Агру. Завоевание Индии, как он признавался в мемуарах, было его давней и заветной мечтой. Осознав свою ошибку, индийские князья сколотили коалицию против Бабура и попытались изгнать его, но были разбиты удачливым завоевателем. Это позволило Бабуру захватить ряд территорий в Индо-Гангской низменности и на Декане.

Умер Бабур в 1530 г., едва успев заложить основы будущей империи. Завоеванное он оставил в удел сыну Хумаюну, который, хотя и был назван в честь Хумы — сказочной птицы счастья, ни удачливостью, ни талантами отца не обладал. Он потерпел поражение в борьбе с собственными братьями и с афганскими феодалами, восставшими против могольской власти. Время с 1540 по 1555 г. Хумаюн провел изгнанником, затем он вернул себе делийский трон, но вскоре умер, оставив 13-летнему сыну Акбару разоренные войной и смутой области между Дели и Агрой, полунезависимые Пенджаб и Кабул.

Акбар (1556—1605) вошел в историю как подлинный строитель Могольской империи, яркий и талантливый государь-реформатор. Он сумел, действуя где силой, а где — хитростью, расширить империю во много раз, включив в ее состав богатейшие области Гуджарата, Бенгалии, Центральной Индии, а также «земной рай» — Кашмир. Он осуществил ряд реформ, направленных на расширение социальной базы державы и трансформацию ее в сильное централизованное государство. Поощряя развитие ремесел и торговли, он упразднил наиболее разорительные налоги1). В народной памяти Акбар поныне является популярнейшим из могольских владык, мудрым правителем, отважным полководцем, покровителем искусств и наук.

Хотя унаследовавшие затем престол Джахангир (1605—1627) и Шах Джахан (1627—1658) не обладали талантами своего великого предшественника и не разделяли во многом его взгляды, первая половина XVII в. запечатлелась в истории как период стабильности и процветания империи. Именно тогда европейцы, восхищенные небывалой пышностью делийского двора и великолепием архитектурных сооружений той эпохи, среди которых — всемирно знаменитый мавзолей Тадж Махал, стали называть правившую там династию Великими Моголами. Держава медленно, но неукоснительно расширялась на юг, включая в себя все новые и новые территории на Декане. Особенно активным этот процесс стал при Аурангзебе (1658—1707). Ценой неимоверных людских и материальных потерь он захватил ряд [21] богатейших районов, включая знаменитую своими сокровищами Голконду, и распространил власть Моголов почти на весь Индостан.

Но именно при Аурангзебе мощнейшая империя средневекового Востока впала в глубокий кризис и начала распадаться. Ни мусульманский фанатизм Аурангзеба, ни суровые репрессии, которые он обрушил на «неверных индусов» и неортодоксально мысливших единоверцев-мусульман, ни потоки крови, пролитые в завоевательных войнах на Декане и карательных экспедициях против мятежников, ничто не могло спасти империю. Массовые антимогольские движения в различных ее районах наносили центральной власти удар за ударом. После Аурангзеба распад державы стал необратимым. Хотя власть могольских падишахов номинально сохранялась до 1858 г., во всех политических катаклизмах XVIII — первой половины XIX в. они участвовали только как марионетки в руках тех, кто в данный момент был сильнее. Великая империя сохранилась лишь в ностальгических воспоминаниях старой могольской знати. Это чувство великолепно отразила, в частности, индийская литература XVIII столетия2).

Обратимся теперь к обозначенным выше проблемам. К началу могольского нашествия Индия переживала феодальную раздробленность. Даже вторжение Бабура и реальная угроза чужеземного порабощения не подтолкнули правителей отдельных областей страны к осознанию общих интересов, чем удачливый завоеватель не преминул воспользоваться. Между существовавшими в то время в Индии независимыми княжествами, как возникшими на обломках Делийского султаната, так и не входившими в него, наличествовали тесные торговые связи и не прекращался духовный обмен. Лингвистическая пестрота не мешала бурной переводческой деятельности. Литературные произведения, научные и религиозные сочинения спустя короткое время после их создания переводились на различные местные языки. Важную роль в процессе духовной консолидации играли религиозные святыни и центры образования. Значительный вклад в культурную интеграцию вносили проповедники религиозно-реформаторских учений, которые либо создавали свои произведения и обращались к пастве на нескольких языках, либо, проповедуя равную истинность всех религий, служили связующим звеном между индусской и мусульманской общинами. Тем не менее к началу могольского завоевания индийское общество было далеко от осознания необходимости интеграции. Так что централизация, ставшая результатом завоевания, явилась вовсе не следствием объективного процесса объединения, сходного с тем, который имел место во многих других феодальных обществах на определенном этапе их развития.

Создание централизованного феодального государства в различных странах проходило неодинаково. В одни оно было обусловлено социально-экономическими и этнокультурными причинами (яркий пример — Франция); в других, помимо этих причин, важную роль сыграла необходимость противостояния чужеземным захватчикам (как на Руси). Но всегда обществу было необходимо время, порой долгое, для того, чтобы естественным образом была изжита феодальная раздробленность, когда пределы мелких и средних владений оказывались узкими для развивающейся торговли, растущей этнической и культурной интеграции, и именно в сильной королевской и царской власти, а не в рыцарской вольнице и не в местном обычае, увидели залог стабильности и процветания как горожане и крестьяне, так и феодалы с церковью.

Если говорившим на близких диалектах одного языка и исповедовавшим одну религию пикардийцу, нормандцу и бургундцу понадобилось все же много времени и усилий, чтобы осознать себя французами, то для Индии, представлявшей собою особый континент, настоящий Вавилон языков, культур, этносов и религий, этот процесс изначально должен был оказаться еще более сложным и длительным. Можно даже задуматься о том, было ли такое единство вообще достижимо естественным путем на уровне средневековой цивилизации. И действительно, создание Могольской империи отнюдь не стало итогом объективного интеграционного процесса. Тут еще раз осуществился часто повторявшийся до того и на [22] общеиндийском, и на внутрииндийском уровне исторический сценарий: более отсталая, родоплеменная или кочевая периферия нападает на богатых, но ослабленных усобицей соседей; удачливый завоеватель огнем и мечом создает империю, объединяя под своей властью тех, кто не был готов к объединению. Не случайно Тимур остался для могольских правителей не только предком, но и образцом для подражания.

Успех могольского завоевания и утверждение новой династии имели в своей основе еще один фактор. Представление о государстве, утвердившееся в Могольской империи, во многих аспектах было схоже с основными принципами, на которых и ранее строились в Индии средневековые государства, как мусульманские, так и индусские. В каждом из них имелись две основные части общества: правящая, вхождение в которую обусловливалось, помимо сословных и кастовых характеристик, принадлежностью к «истинной» вере; и подчиненная — кафиры (немусульмане) или, наоборот, млеччха (варвары, неиндусы). Государь являлся защитником и выразителем интересов единоверцев, и именно по закону «истинной» веры существовало такое государство. Что касается кафиров и млеччха (в индусских княжествах раннего средневековья это были джайны, буддисты, представители разных племен, а позднее — мусульмане), то их надлежало привести к покорности, заставить платить налоги и служить государству. За это они могли рассчитывать на терпимое отношение к их религии и возможность жить по собственным обычаям.

И индусская, и мусульманская политические традиции полагали главной задачей государя защиту освященного религией общественного порядка. Это во многом сближает государей средневековой Индии с их европейскими коллегами: как в западном, так и в индийском вариантах монарх не имел права что-либо менять в таком законе и был обязан первым подчиняться ему.

Мусульманские правители могли в течение веков править Индией, оставаясь представителями численного меньшинства населения, ибо утверждавшаяся ими модель государства имела много сходных черт с традиционно индусской. «Государь ислама» мог легко занять место индусского раджи, поскольку делал то же, что и последний: охранял закон и стабильность, взимал налоги, позволял «неверным» в обмен на лояльность жить по собственным обычаям. Если такой мусульманский правитель не был фанатиком и проявлял терпимость к индусам (таких государей было большинство и в Делийском султанате, и в княжествах, возникших на его обломках, и в Могольской империи), то индусские феодалы охотно служили ему, за что получали собственные же земли в лен, уплачивая завоевателю дань и поддерживая его своими дружинами. Конечно, всегда находились недовольные. Правление любого мусульманского владыки в Индии было отмечено мятежами, причем в стремлении добиться независимости от центральной власти мусульманские феодалы не уступали индусам.

Еще древние и раннесредневековые политические трактаты представляли государство в виде мандалы — системы концентрических кругов. Чем дальше от центра, тем слабее власть государя3). Такую же мандалу представляли собой мусульманские государства индийского средневековья. Восседавшие на делийском престоле правители ограничивались взиманием дани с вассальных территорий и налогов с податного населения. Верхушка сельской общины, главы деревенских и городских каст, местная феодальная элита влияли на жизнь человека и определяли ее в значительно большей степени, чем государство. «Дели далеко, далеко» — этот индийский афоризм, популярный в позднее средневековье, отражал (подобную русскому аналогу «до Бога высоко, до царя далеко») реальные взаимоотношения народа и власти.

Продолжение - Империя Великих Моголов

1) Об Акбаре см. подробнее: АНТОНОВА К. А. Очерки общественной жизни и политического строя Могольской Индии времен Акбара (1556—1605). М. 1952, с. 226-265.
2) ГЛЕБОВ Н. В., СУХОЧЕВ А. С. Литература урду. М. 1967, с. 63-80; RUSSELL R., ISLAM К. Three Mughal Poets: Mir, Sauda, Mir Hasan. Lnd. 1968, p. 62-68.
3) ВИГАСИН А. А., САМОЗВАНЦЕВ А. М. «Артхашастра»: проблема социальной структуры и права. М. 1984, с. 145-154.
4) АШРАФЯН К. З. Феодализм в Индии. М. 1977, с. 68, 168.