В Ахмедабаде (2) Мусульмане

Здешние горожане с очень древних времен живут в обычной для Востока, но почти непостижимой для европейца религиозной атмосфере. Народ верит, что еще в мифические времена некий аскет с восторгом принес себя тут в жертву для того, чтобы бог Индра сделал из его костей грозное оружие против какого-то сказочного великана. Согласно воззрениям местных мусульман (по крайней мере, некоторых сектантов), сам воплощенный Махди некогда был в Ахмедабаде.

Некий персидский мистик- чудодей, по имени Имамшах, еще на памяти достовернейших исторических свидетелей, творил здесь диво за дивом. Напр. султан, желая испытать силу праведника, посылает ему молоко, смешанное с ядом, но яд не действует... посылает ему в виде лакомого блюда кошачье мясо, но, по вещему слову ясновидца, мерзкое кушанье обращается в живую кошку... посылает ему, наконец, какую-то еду в закрытом сосуде, приказывая сказать, будто в нем лежат розы, и что же! Имамшах берет приношение и действительно раздает изумленным присутствующим прелестные розовые лепестки.
Он еще при жизни строит себе мавзолей, нанимая для работы коренных туземцев "колиев"): всякий раз, когда наступает время расплачиваться, старец кладет на землю свою любимую подушку, садится и достает из-под нее сколько-угодно денег. Воры, из числа простодушных очевидцев чуда, предполагая найти тут какой-нибудь клад, ночью вскапывают и перекапывает все вокруг, но ничего не находят. На другой день, по окончании обычных работ, Имамшах снова раздает поденщикам их плату, прибавляя, однако, на чай всем тем, кто напрасно потрудился в ночное время...
Сам султан дает этому праведнику в жены свою дочь, и тем не менее мусульмане уже теперь не считают себя последователями и почитателями "святого", а таковые состоят, в наши дни, преимущественно из браминов, индусов-купцов, индусов-землепашцев. В их лице Гуджерат еще как-бы чествует человека, который по преданию умолил небо, после трехлетней засухи ниспослать на погибавший край живительный дождь. Секта сторонников Имамшаха имеет своим главою одного ревнителя, отрекшегося от всякой земной тщеты, носящего желтое одеяние и белую чалму в знак смирения.

У тесно сдвинутого неопрятного туземного жилья высится мавзолей, где находятся бренные останки основателя Ахмедабада. Холодом смерти веет от усыпальницы того, кто тут некогда владычествовал и теперь скован непробудным могильным сном, рисующимся воображению мусульман в крайне странных красках и очертаниях, - а именно: человек погребен, - по обычаю, без гроба, в одном саване, - засыпан землею, застыл, но еще все чувствует и сознает...
Вдруг его роковое подземелье озаряется светом. Два черных ангела (Мункар и Накир) появляются около покойника, приказывают ему сесть и начинают вести с ним таинственный, преисполненный значения разговор: велики ли его сокровеннейшие грехи перед Богом? Заслуживают ли они прощения и милосердия? каковы его оставшиеся никому неизвестными добрые помышления и праведные дела?
Если в общем итоге последние представляют перевес над первыми, дивное сияние исходить от чела строгих судей - небожителей. В могиле разливается благоухание, доносимое дуновением из рая. Умерший может спокойно спать и грезить в ожидании Страшного Суда. Но горе тому грешнику, кто не отвечает в утвердительном смысле на пытливые вопросы ангелов возмездия! Они преображаются в палачей нечестивца, истязают и бьют его, так что вопли несчастного долетают порою в отдаленнейшие уголки ада. Отвратительные гады обвиваются вокруг трупа, лакомятся им - и нельзя вырваться, нельзя избавиться от беспрерывного мучения!...

Согласно воззрениям мусульман, окончательная судьба каждого существа решится в дали веков, когда трижды прогремит труба, взывающая к покаянию, возрождению и осуждению. Твердь распаяется. Солнце померкнет. Звезды угаснут. Моря иссохнут. Хаос заполнит вселенную, - но души, отрешенные от праха, постепенно станут соединяться с прежними телами. Создатель воссияет среди них, притекающих со всех сторон к подножию Белоснежного Престола. И многим простится, и многих ждет невыразимое страдание...

В этих верованиях воспитывается и крепнет ревнитель заветов "пророка". Подобное настроение в упорно-языческой стране любопытно, если подумаешь, что последняя в действительности впитала в себя пришлую религию, чтобы с помощью ее творить в каком-то новом направлении: например, хотя бы здесь в Ахмедабаде, мы стоим, так сказать, на старой почве индийского ислама, - а между тем, какие удивительные, чисто местного характера узоры красят внешность хотя бы ближайшего мавзолея!

Когда мусульманский элемент воцарился в Гуджерате и захотел увековечить себя созданием мечетей и гробниц, ему на помощь пришло
местное - ненавистное исламу, но по существу своему непобедимое искусство. От праха разрушенных храмов, от подножия поруганных кумиров, от целого на половину упраздненного мира древних образов, верований и возвышенных стремлений человеческого гения поднялся как бы немой протест против бездушного вандализма пришлых иноверцев. Арийский Гуджерат был побежден и унижен, но творчество его сынов не могло, не хотело иссякнуть под напором грубых сил непримиримого врага. Улыбка туземной девушки-язычницы соблазнила султана Ахмеда, решавшего, где ему воздвигнуть свою столицу: молчаливое, замкнутое в себе покорство индусов смягчило сердце царя, и он именно им поручил осуществление своих архитектурных планов, именно их взял художниками и рабочими, - одним словом безусловно понадеялся на вкус и на рвение гуджератцев, сделав даже основою нового кремля одинокую башню кумирни, в которой раньше воздавались почести богине Бхадра, олицетворению жены Шивы. Любопытно иметь все это в виду, приближаясь к мавзолею султана, вызвавшего к бытию Ахмедабад.

У входа в это сооружение - 18 изящных столбов. Оно - довольно внушительных размеров, с куполом, и ажурными окнами. Внутри покоятся лицом к Мекке (под белым мрамором и шелковою пеленой, осыпаемой цветами) сам Ахмед-шах по середине, затем его сын Мухаммед-шах, за щедрость прозванный народом - "царь-бакш", златодатель, и отважный внук Кутбуддин-шах, а также Ахмед II и другие члены царской семьи.
Помост выложен цветными камнями, гробницы - с лепными украшениями. Над дверьми, с юга, надпись от 1537 г. - "высокий памятник Ахмед-шаха, высотою спорящий со сводом небес, имел многих хранителей, поддерживавших здание, - но пышнее всех позаботился об его восстановлении благотворитель рода человеческого в нашем поколении, богобоязненный Фархатуль Мулк".

Радение обусловливалось крайне религиозным настроением эпохи, когда правители лично занимались переписыванием Корана, с целью отсылать снимки в Мекку и Медину, для публичного чтения книг богомольцам (хаджи) - когда ежегодно туда же препровождались обильные пожертвования в пользу бедных и на счет казны снаряжались суда, безвозмездно доставлявшие путников в Аравию и обратно.

Гуджератские цари утверждали в то время, что лишь по вступлению на престол им удавалось тщательнее вникнуть в слова Магомета, ибо владыкам приходится более размышлять и переиспытывать чем простым смертным. Знакомясь с обстановкой и вообще всею атмосферою тогдашнего придворного строя, с его вельможами-воинами, переселяющимися сюда из Хорассана, Самарканда и Турции, как-то невольно чувствуешь себя в отчасти родной среде, из которой выходили типы; напоминающие то Рюриковича "Грозные очи", то Калиту, то Феодора Иоанновича, с их боярами-выходцами из Прусс и Литвы, из близкой Орды и дальнего Заволжья. Только в наших исторических деятелях словно теснее олицетворяются и сливаются западные начала с восточными, словно выпуклее сквозит нарождение новой смешанной по крови, но оригинальной по духу расы...