Индусские женщины

Сначала, - самое главное. Индия насчитывает триста двенадцать миллионов населения, знает больше сотни разных религий и сект, и еще больше разных рас и языков.
Но центр тяжести падает на кастовое деление, которое отмежевывает резче, чем расы, языки и религии. Поэтому весьма самонадеянно даже пытаться в маленькой статье говорить в общих чертах об индусской женщине; и, тем не менее, я позволяю себе обещать нарисовать широкими мазками картину, которая будет совпадать в главном и целом.

Каждый европеец, даже не претендующий на ученость, знает следующие подробности из жизни индусской женщины: сатти (сожжение вдов), баядерка и детские браки. Первые два понятия известны каждому немцу из гетевского стихотворения: "Бог и баядерка", хотя прекрасному, но совершенно не соответствующему индусскому духу. Шива - разрушитель, Магадева ("Великий Бог") только дополнительное название Шивы - должен испытывать сострадание к бедной грешнице?
Это - да, простит мне олимпиец - чисто христианское ощущение. И к тому же, каждая "научгерл" посвящается в супруги богу Шиве, и все, что она делает, т.е. поет, танцует, любит и сочиняет, все это она делает в честь своего бога! "Науч" пользуется всеобщим уважением; миллионы женщин ей завидуют. Она ведет в храме счастливую и довольно свободную жизнь, и зарабатывает при этом, если она красива, умна и искусна, очень много денег. Поэтому стихотворение Гете, это - вопиющий абсурд - что, разумеется, не мешает ему быть одним из прекраснейших произведений мировой литературы.

Что касается обычая сожжения вдов, то можно сказать, что англичанам - неимоверными усилиями - удалось его искоренить. Правда, не надо забывать, что только три пятых страны чисто английские, остальное же принадлежит туземным князьям.
К этим последним приставлено по английскому резиденту, который должен следить за тем, чтобы они были "brav", т.е. лояльно по отношению к английскому правительству; внутреннего же управления страной он не касается. Некоторые князья воспитывались в Англии, мыслят по современному и являются по известной степени реформаторами; другие же ультрареакционеры и деспоты чистейшей воды.

Что не сегодня завтра "сатти" имеет у них место и теперь, весьма вероятно, тем более, что вдовы довольно часто сами этого требуют. В противном случае они подвергаются общественному презрению, которое еще настолько сильно, что вдове ничего не остается как броситься в объятия проституции: две трети всех публичных женщин - вдовы. Более пожилые бреют себе голову и делаются иогинями, покаянницами и нищими монахинями; в храме, в Бенаресе можно постоянно видеть таких старушек. Вдовы, не имеющие охоты или склонности к одному из этих двух занятий, делаются кухарками в европейских домах: во всех трех случаях они становятся чужими для своей семьи и своего круга.

Что касается детских браков, то и они, благодаря английскому влиянию, подверглись до известной степени ограничению, хотя еще встречаются довольно часто. Разумеется, детскими браками надо считать браки, заключенные в первое десятилетие жизни, так как, если выходит замуж девушка десяти, одиннадцати, двенадцати лет, то это вполне понятно и даже разрешается английскими законами; впрочем, дольше они и не засиживаются, по крайней мере в низших кастах.

Вот те три подробности, которые мы в Европе гордо выкладываем, когда хотим характеризовать положение индусской женщины. Когда же вы после этого попадаете в Индию, вы можете быть спокойны, что вам вообще не придется иметь дело с женщинами. Хотя улицы этих густо населенных городов и кишат людьми, однако на сотни мужчин вы едва встретите одну женщину, и та наверняка будет очень стара или очень безобразна и вдобавок, несомненно, из самого низшего класса. И причина вовсе не в том, что там прячут женщин - это до известной степени относится только к мусульманской части населения, но совершенно не касается браманских индусов.

Улица, видите ли, это место шатанья, болтовни и ротозейства - а жена должна работать: днем - вьючное животное, ночью - самка, так думает индус. Если вы зайдете во двор или спуститесь к реке, попадете на проезжую дорогу, или в поле - вы увидите множество женщин, и гораздо меньше мужчин. И все они работают, работают целый день. "Я очень доволен моей женой" - сказал мне однажды один араб, "она работает, как осел!" Тоже самое мог бы мне сказать любой индус, предполагая, что он вообще может удостоить женщину похвалы.

Рождение девушки рассматривается повсюду в Индии, как большое несчастье.
Умерщвление новорожденной девочки практиковалось еще сто лет тому назад совершенно открыто и, вероятно, имеет место и теперь; главным образом, у высшей касты, у браманов. Фактически разница между численностью лиц женского и мужского пола очень значительна. В то время, как во всех странах с нормальным ростом населения число женщин всегда превышает число мужчин (в Германии 48 процентов мужчин на 52 процента женщин), в Индии наоборот на 60 процентов мужчин приходится всего 40 процентов женщин.
В некоторых местностях разница еще значительнее, при чем это одинаково относится, как к индусам, так и к магометанам. Мне пришлось видеть статистику населения предместий Калькутты: там на 150.000 мужчин приходится только 100.000 женщин, т. е. две трети.

Конечно, совершенно верно, что у народов, обреченных на вымиранье, число мужских младенцев значительно превышает число женских; мы ежедневно можем проверить эту старую истину у наших дорогих земляков в Полинезии или в Новой Гвинее, которые занимаются людоедством. Но индусы далеко не вымирающий народ, наоборот, они размножаются, и очень усиленно. Поэтому, остается только один вывод, а именно, что умерщвление девочек продолжает существовать, безразлично топят ли их для этого в молоке или отравляют опиумом, и что все усилия в этой области английской администрации оказались тщетными.

Таким образом, индусская девушка с самого начала вступает в жизнь под несчастной звездой, презираемая и ненавистная. Встречаются женские имена в роде Ши-Ши (пфуй-пфуй) или Гхирна (презренная); не редки также Арно (довольно!), или Кхайуто (конец!). Когда мужчина чего-нибудь очень стыдится, он говорит: "Я, как баба!" Он колотит жену, сколько влезет, и она находит это вполне естественным; она бы сильно удивилась, если бы муж обошелся любезно с ней, своей прислужницей. Можно много месяцев разъезжать по Индии, не будучи ни разу свидетелем ни одной минимально ласковой сцены, какие дюжинами имеют место у нас в летний вечер во всех публичных местах.

Индус-браман, та же, как и магометанин, признает полигамию. Некоторое ограничение создается тем, что вообще женщин не слишком много, и кроме того, сравнительно немногие могут позволить себе иметь несколько жен - тем более, что женщины высших каст, конечно, не работают. Таким образом, единобрачие, как и в Европе, является уделом большинства, и полигамия встречается только в имущих классах. Здесь богатый и знатный вовсе не суть синонимы; наоборот, самая высшая каста, браманы, которые слишком ленивы и горды, чтобы работать, зачастую очень бедны и кормятся скорее настоящим попрошайничеством, чем "доброхотными дарами".

Общественная лестница для женщины в Индийском Королевстве следующая: верхнюю ступень занимает, разумеется, европеянка, сейчас же за ней следует женщина из племени парсов, которая почти всегда получает хорошее воспитание. Затем, на далеком расстоянии идет магометанка, судьба которой, по сравнению с судьбой индуски, еще вполне сносная. И индуска завидует ее участи и охотно пользуется первой представляющейся возможностью, чтобы перейти в веру пророка; в этом заключается в значительной степени залог широкого успеха ислама в Индии.
Хотя эта религия совершенно не интересуется ни миссионерством, ни вербовкой прозелитов, она крепнет из года в год, а успехи христианства остаются до смешного незначительными, несмотря на ежегодные миллионные расходы и на целую армию охотников за душами всех вероисповеданий - наибольший вред, как и повсюду, приносят американские миссионеры. Правда, каждая индусская женщина, может от сегодня до завтра сделаться магометанкой, но сделаться европеянкой она не может, несмотря ни на какое крещение, и это она отлично понимает. К тому же, надо прибавить, что в христианство переходят только самые бедные и презренные касты - эта работа была для миссионеров наиболее легкой, - так что каждый индус почище, в силу врожденного в нем кастового духа, чувствует отвращение к переходу в эту религию.

Само собой разумеется, что в богатых классах встречаются также и очень образованные и очень ученые женщины, но чрезвычайно грустным признаком является то, что число их так ужасно незначительно. Есть женщины, умеющие сочинять - и есть другие, с глубокими знаниями, которые считаются пандитти, что означает, что они умеют читать священные книги на санскрите.
Если женщины низших каст ничто иное, как рабочая скотина, то в высших классах она хорошо откормленный и спрятанный за решетками зверек для забавы. В каждом хорошем доме имеется своя зенана, женская половина, строго отделенная от остальных покоев. Там живут все женщины вместе, и их главное занятие состоит в том, чтобы постоянно все снова и снова показывать друг другу свои украшения и спорить об их предполагаемой стоимости. Украшения, драгоценные камни, золотые веши, к тому же шелковые платья и благовония - вот все, чем интересуется такая индусская женщина. Если же она парит высоко и умеет читать, то она читает роман, или охотнее всего какую-нибудь скабрезную книгу с порнографическими картинками; к тому же эротика вообще играет очень значительную роль, как и во всей жизни индуса. В промежутке, - но утром и вечером обязательно, - немного молятся перед домашним алтарем.
Так как молодые люди состоятельных классов вообще не могут видеть друг друга, то всякая любовь, по крайней мере, до брака, исключается. Что, несмотря на это, нельзя считать браки в общем несчастными, основано на том, что женщина большей частью довольна своей новой судьбой: ведь она получает много новых украшений и имеет гораздо больше тем для разговора, чем в родительском доме - по крайней мере с прислугой. А если ей так повезло, что она подарила жизнь нескольким мальчикам, то она даже пользуется у своего супруга некоторым уважением - чего же еще желать в жизни? - Индусской женщине, конечно, нечего!