Об Индии и индийской культуре, самостоятельных путешествиях по Азии и пути к себе

У святилищ Эллоры, буддийские храмы

Довольно узкия тропы проложены сквозь кустарник к самому подножию Эллорской холмистой гряды, где по отзыву археологов, всего лучше можно проследить за видоизменениями индийскаго архитектурнаго стиля и скульптурных особенностей, при постепенном переходе от старейших буддийских святилищ к позднейшим (вишнуитскаго характера).

Оттенки в постройке и ваянии сперва почти незаметны. Лишь после некоторых невольных остановок перед застывшими в созерцания кумирами "царевича-мудреца" отдаешь себе отчет, что находишься в мире совершенно иных образов, в области совершенно иных окаменелых мечтаний и возвышенных стремлений. Там - рядом, на рубеже небес, где древние богатыри и полумифическия твари рельефно выступают по стенам и тревожно сходятся с богами устрашающей внешности, - даже камни, повидимому, проникнуты жизнью и трепетом не имеющей ни конца, ни начала борьбы. Здесь, загадочно улыбаясь кроткими и отрешенными от земли очами, сидящий Будда смотрит в вечность сквозь золотистую мглу гигантской молитвенной пещеры... Она - трехъэтажна (почему и называется Тин-Тал) и очень обширна по объему.

Туристы обозревают ее, подымаясь по лестницам, высеченным в скале-кумирне, созданной, должно быть, в исходе седьмаго столетия после Р. Хр. У фигур в нишах - оригинальные аттрибуты в сравнении с браминскими: преобладают цветы, деревья, затем маленькие магические жезлы (ваджра) и книги. Последния составляют отличительную примету буддоподобнаго существа Маньчжушри, олицетворения мудрости, которое, как известно, воплощается и перевоплощается в богдоханах. Источник неизсякающаго милосердия - Авалокитешвара, буддийское божество, чтимое до сих пор преимущественно ламаитами, признаваемое как-бы верховным покровителем и духовным владыкой Тибета, высится тут же по близости у опустелых жертвенных плит.
Кругом - Будды прошедшаго времени, Будды грядущаго времени (со странно сложенными пальцами приподнятых рук). Над изваяниями - нечто вроде балдахина (chhatra). Чело их украшено венцами и распространяющимся по сторонам сиянием. Одно изображение представляет безгрешнаго аскета, погруженнаго в сокровеннейшия тайны созерцания (джнана мудра), т. е. на степени обладания премудростью.

...По дороге, изгибающейся у Кайласа, за нами бредет грустный полунищий старик-индус (вероятно, сторож при группе капищ) с ветхой английской книгой в красном переплете: оказывается, что бедный туземец по ней (изданной десятки лет назад и, вдобавок, написанной скептиком-чужеземцем) ориенти- руется в лабиринте мрачных чертогов, где его предки находили сердцем и умом усладу, надежду, врачевание.

Среди глухих зарослей (кустарника и деревьев) сереют угрюмые выступы утесов, прикрывающих входы в запустелыя капища и давно покинутые монастыри. Тому, кто обошел эту вереницу грандиозных созданий древне-индийскаго зодчества, кто попеременно - то вскользь, то мучительно долго - вглядывался в безсмертное творчество неведомых художников, стремившихся низвести сюда с небес свое божество и воплотить его в камень на вечныя времена, - тому, после посещения всех этих почти доисторических достопримечательностей, естественно почувствовать над своей душей дуновение эпохи, порождавшей столь пламенную веру и подобное творчество.

Для того чтобы его понять, нужно вообще мысленно перенестись в далекое туманное прошлое окружающей нас страны...
Деккан, - суровая, населенная бродячими дикарями лесная глушь, отсутствие оседлой жизни, правильнаго общежития и какого бы то ни было высшаго жизненнаго строя. В дремучия дебри постепенно проникают бодрые духом арийцы, насаждают здесь земледельческую культуру, строят городища, укрепляются против окрестных упорно нападающих варваров, вносят в медленно колонизируемый край и своих кумиров, и свои вдохновенныя песнопения. Некоторыя части Деккана преображаются.

Невдалеке от нынешней Эллоры, выростает целый богатый торговый город, в котором без сомнения процветает тогдашняя образованность и ключем бьет оживление, некогда присущее многим древне-индийским центрам, - в счастливую эру, когда Индия еще была самобытной и находилась под патриархальным правлением полумифических махараджей. Различныя религиозныя движения возникали в те века внутри страны и волновали всех тех, кто не хотел безусловно признать авторитета Вед и отказывался раболепно преклониться перед горстью кичливых первосвященников-браминов, стремившихся монополизировать знание. Из населения, всюду, один за другим выступали самостоятельно мыслящие проповедники и борцы за высшую, так-сказать вселенскую правду. Они подвергали себя тяжелым искусам, мало по малу заручались слепым доверием современников - наконец, будучи полуобожественными толпой, возвещали неисчислимым последователям и слушателям этическое учение, долженствовавшее дать страждущему миру врачевание души и конечное спасение. К числу таких именно лиц принадлежал, между прочим, и Будда.

Нравственный переворот, которому он положил начало в сердце народов Азии, в сущности не представлял собою ничего новаго; так как заповеди, превозглашенныя отрекшимся от земных соблазнов царевичем-мудрецом, искони знакомы были Индии. Быстрый успех и рост буддийской монашеской общины, благодаря которой жаждущие истины миряне осязательнее воспринимали отвлеченное содержание старой и довольно отчужденной от простаго народа религии, объясняются отчасти отрицательным влиянием браминских взглядов на жизнь и на область духа. Когда центр тяжести, в смысле воздействия на массы, вдруг перешел из касты природнаго жречества к основателю новой веры и его неутомимо деятельным преемникам, - последние, дабы тверже захватить в свои руки власть над крепко к ним тяготевшим экзальтированным населением, ради противовеса браминским проискам и браминской обрядности невольно убедились в необходимости призвать к себе на помощь главнейший элемент в развитии всех религий - искусство: когда-то и стали возникать, один другаго великолепнее, по тонкости замысла и порыву воображения, до сих пор еще великие памятники древнебуддийской архитектуры и скульптуры...

Будда был человек и слова его были исключительно проповедью простодушно-яснаго гуманизма; но, со смертью "учителя", народная толпа не могла обойдтись без каких-нибудь определенных объектов культа. Как ни казалось светлым учение мудраго царевича, - словами нельзя увлечь народ, ищущий реальной почвы для проявления благоговейных чувств. Поэтому вожди первобытной буддийской общины обратились к ваянию, чтобы хоть оно напомнило томящейся в неизвестности массе последователей фигуру самоуглубленнаго Будды, отошедшаго в таинственную Нирвану. Явились статуи "учителя", - причем он преимущественно изображался в позе созерцания, или проповеди, или наконец тихаго угасания. Здесь, в Эллоре, монахи-сторонники ШакьяМуни раньше всех других вероучителей языческой Индии стали выкапывать себе кельи для жилья и молитвы. Последния мало по малу из отдельных и случайных убежищ начали разростаться в маленькие монастыри. Около уединенных и в тоже время близких к оседлым пунктам пещер вскоре в свою очередь появились мирные, просветленные красотою иных изваяний алтари, которым группы молящихся от полноты сердца несли в дар цветы, благовония и злаки. Аскеты, замыкаясь в тиши смежных с кумирнями келий, повторяли изречения Будды, размышляли и подавленные избытком дум, вперяли невозмутимый взор на запад: в разстилающуюся перед ними неоглядную, лесистую равнину Деккана. Устремляя каменное око на вечно отверстую дверь своего общедоступнаго храма, изваянные в скале кумиры "учителя" тут же рядом чернели в полумраке над своими львиными престолами...

Искусственные львы, поддерживавшее сидение Будды, служили и служат эмблемами духа, мощнаго в борьбе, твердаго перед всевозможными препятствиями и царственнаго по самому существу своему. Так тянулись века, пока браманизм не собрался с силами и не потеснил буддизма, пока не надвинулся ислам и последние ревнители антибраминскаго вероучения не бежали от эллорских капищ, предавая забвению такия "святыя" для них места, куда и теперь еще не без смущенья входит даже скептически настроенный европеец-путешественник.

...Именно в таком настроении переступаешь порог странной пещеры, под именем "Вишвакарма" (как звали легендарнаго архитектора богов, будто-бы приложившаго свой небесный дар к ея созданию). Это - небольших размеров собор (в горе) со сводами, украшенный барельефами по стенам, и с круглым куполообразным массивным памятником (дагобой) в углублении его, какой и доселе воздвигается буддистами всего мира в ознаменование различных "великих дел" достигшаго Нирваны мудреца. Перед этою каменною твердыней мистическаго характера - гигантская фигура "учителя" с двумя спутниками высится темной, строгой, подавляющей массой. Непроницаемая тайна легла на его овеянныя мглою красноватыя с голубым и зеленым оттенком черты, хотя день широкими, неровными волнами проникает сверху через трехстворчатое "венецианское" окно над входом. Безмолвие подземелья, причуды орнамента вдоль внутренней оболочки святилища, "луч, просящийся во тьму" (по гениальному выражению Фета) у ног изваяннаго загадочнаго Будды...... разве подобная картина когда-нибудь изгладится из памяти? Вокруг его чела какими-то безплотными видениями врезаны в камень небесные духи, словно слетевшие вслушиваться в вещую проповедь. Ночь и разсвет, тленье жизни и вечность!

У притвора, без боязни присматриваясь к туристам, пестрыя ящерицы и столь же пестрыя белки скользят по выступам фасада "Вишвакарма", греются в солнце на коленях того или инаго божества, окаменевшаго в своей нише, изредка заставляют спорхнуть со столбов крыльца какого-нибудь замечтавшагося попугая...

Читать дальше о джайнских храмах

Автор и источник публикации: 

В области неувядающей старины, 1908 год


Комментариев : 0

Напишите отзыв или вопрос

Укажите email для уведомлений об ответе (не показывается).
п
Э
к
т
и
Введите код без пробелов, учитывая регистр