Гималайские каникулы-6

День второй. Переход на лошадях Кагбени-Джомсом. Пеший переход Джомсом-Марфа-Тукче. Ночевка в Тукче.
Раннее утро на высоте 3000 м. Гималаи еще серые, небо – серое, лужицы на дороге за ночь затянулись сереньким льдом. Воздух такой, что его, кажется, можно нарезать ножом. Мы сидим на серой каменной лавке под гестхаузом и нервно хихикаем. Второе утро подряд начинается с нервного хихиканья и приятного, щекотливого страха, бурлящего в крови. Вчера мы нервничали перед самолетиком, сегодня – перед поездкой на лошадках. Почему-то сразу решаем, что график всего нашего похода будет таким: выходить без завтрака, идти натощак ровно половину пути, легко перекусывать где-то, делать вторую половину, и ужинать в предпологаемом месте ночлега. По первоначальному, составленному в Киеве, плану сегодня мы должны были ночевать в Марфе. Я выступаю с предложением график изменить: так как 10 км до Джомсома мы проедем на лошадях и, следовательно, не устанем, то Марфу сделать промежуточной остановкой, а на ночлег остановиться в Тукче. Таким образом, мы за день сделаем целых 24 км, вместо предполагаемых 15. Андрей соглашается.
Тем временем наши лошадки уже пришли за нами. Почему лошадки, а не лошади? Ну, потому что, в суровых условиях Гималаев живут и выживают не высокие тонконогие, горячие красавцы-кони, а маленькие, неказистые, мохнатые лошадки, смирные, выносливые и невероятно симпатичные. Усаживаемся в седла. «Как управлять-то? Ну, тпру или там, нно?» - спрашиваю у нашего парня. «Да не переживайте, не надо ими управлять. Они в Джомсом по сто раз за день ходят, дорогу лучше меня знают», - отвечает он, притачивая наши рюкзаки на третью коняшку.
Выдвигаемся. Дорогие любители экстрима! Все эти дайвинги, параглайдинги, скейтборд и прочие водные лыжи – сущая ерунда по сравнению с поездкой на лошади по гималайским тропкам. Вот это был адреналин! Представьте – узенькая, каменистая дорожка, с одной стороны – отвесная скала, с другой – обрыв, на дне которого бушует Кали-Гандаки, а вы – неумело качаетесь в седле, и от этого обрыв кажется еще обрывистие, тропка - еще уже. И вся ваша в жизнь – в руках, или, пардон, в копытах, грустной коняги. А из под копыт этих то и дело срываются вниз шуршащим ручейком мелкие камешки. И в этот момент ваше сердце срывается вслед за этими камешками, причем также неожиданно и также стремительно. «Не бойся, у этих животных очень сильный инстинкт самосохранения! – подбадриваю я Андрея. «Да?» - недоверчиво говорит он, - «А если она подскользнется, что тогда?». Я не успеваю ответить, потому что из-за очередного поворота нам навстречу выходит...караван ослов. А мы – на крохотном карнизике, шириной с обеденный стол. Что делать? Пока мы мечемся и паникуем в седлах, не зная за какую уздечку тянуть вначале, наши лошади меланхолично и спокойно ставят передние копыта...на не очень для этого приспособленную скалу сбоку. Вот в такой джигитской позе, вцепившись в коня всеми мышцами тела, мы пропускаем ослов. Почему-то вспоминается цитата из фильма «Особенности национальной рыбалки»: «Жить захочешь – не так раскорячишься».
Но, слава богу, дорога до Джомсома так экстремальна только вначале. Когда мы выехали в сухое русло реки, то сразу повеселели и стали просто наслаждаться ездой. Поднялось солнце, Нилгири и Даулагири налились красками, небо – пронзительной синевой, то и дело лошадки переходили вброд через маленькие ручейки – и мы чувствовали себя героями приключенческого вестерна. Описать эту поездку можно одним словом – восторг.
Добавлял колорита наш молодой тибетский сопровождающий. Он оказался занятным мальчишкой, много расспрашивал об Украине: о нашем образе жизни, ценах и даже религии. Удивился тому, что мы считаем Тибет и Гималаи мистической землей – ему-то все было привычным и обыденным здесь. Я похвалила его хороший английский, спросила, где он его учил. И настал мой черед удивляться – оказалось, что в своей деревенской школе.
Две трети пути остались позади, и зоркий Андрей вдруг заприметил под скалой два странных сооружения – красные «ульи» примерно в человеческий рост, сплошь обвязанные разнокалиберными тряпочками, тряпицами и лоскутами. «Это такое священное место, где люди оставляют какие-то свои вещицы. На удачу», - пояснил наш гид. Ура! А я-то уже думала, что повезу мешок с барахлом жаждущих удачи киевлян обратно, домой. Останавливаем лошадей, распаковываем рюкзак. Андрей спешивается и старательно привязывает к «ульям» весь скарб. Для мишек и тюбиков от туши он находит маленькую нишу – ох, уж эти тибетцы, ну все предусмотрели! (Забегая наперед, скажу – то ли мы все очень сильно верили в чудо, то ли действительно какая-то мистика сработала, но у очень многих после этого началась настоящая полоса удач. Народ просто подходил ко мне и говорил: «Ты знаешь, а Гималаи сработали». В нашей семье тоже произошел ряд приятных сюрпризов. Так что, не поленитесь, попробуйте сделать то же самое.)
Лошадки въезжают в Джомсом, их копыта звонко цокают по грубым камням пустынных улочек. Необыкновенная поездка закончилась. Лично мне очень жалко, я бы так ехала и ехала все пять дней, до самой Покхары. Но ничего не поделаешь, надо прощаться, дальше – будьте добры на своих двоих.
Закидываем рюкзаки на плечи. Мамочки, а что ж это за ночь произошло с рюкзаком? Кто напихал в него кирпичей, булыжников и положил сверху парочку гантелей? Он же просто неподъемный! И родные ножки как-то плохо слушаются, все норовят согнуться под тяжестью рюкзака...Неужели это я вчера так громко и храбро кричала: «Да нафик нам носильщик? Мы что, не мужчины? Не справимся, что ли?» Сегодня, пройдя по Джомсому тридцать метров, я говорю совсем другое: «Моя спина стоит гораздо дороже каких-то пяти долларов в сутки! Нам нужен носильщик! Срочно!»
А где ж его взять? В аэропорту, конечно. Странно, вчера тут этих носильщиков было – как собак нерезаных. Сейчас – ни души. Ну, мы могли бы и догадаться, ведь повадки у них – как у наших барыг-таксистов. Прилетел самолет – сбежались, нет самолета – нет и носильщиков. Но не ждать же самолета! Иду прямиком к человеку в форме, который грустит у калиточки, ведущей на летное поле, и говорю заветное слово: porter. Ровно через минуту сбегается пол Джомсома. И начинается! Андрей скучает с рюкзаками, а я азартно торгуюсь. Наглость портеров меня просто бесит. Они все согласны идти хоть на Эверест, прямо сейчас, за...20 долларов в сутки. Перехожу на русский, потому что фраза «Are you fucking crazy?» не в полной мере передает все, что я хочу им сказать. Странно, но смысл энергичного глагола «о**ели?» доходит до них очень хорошо, и торги сменяются жалобным нытьем о тяжелой жизни непальских сирот. Согласна, труд носильщика нелегок, но...не 20 же баксов? У нас дневная средняя зарплата по стране в четыре раза меньше...Когда цена дошла до 10 долларов, прямо передо мной, распихав барыг, вырос молодой человек с серьезным лицом, который коротко бросил: «Я пойду. За 5 баксов». Сказать, что он нам сразу пришелся по душе – не сказать ничего. Мы сразу согласились. И не только из-за цены. Ведь нам предстояло пройти с портером пять дней, а все эти наглые, развязные, болтливые барыги не вызывали ни симпатии, ни доверия. Наш парень – его звали Тул – подхватил с лавочки совершенно тощенький вещмешочек (я на работу с большим рюкзачком хожу): «Я готов». Мы удивились: вот так, ни с кем не попрощавшись, с такими скудными пожитками, идет на 5 дней? Оказалось, что да.
И потом мы поняли почему. Тул был родом из горного селения, которое находилось далеко от туристических маршрутов. Происхождения его я не знаю – шерп, не шерп. Нам приятно думать, что шерп, тем более его внешность очень подходила под описание внешности шерпов, сделанное сэром Эдмундом Хиллари. Невысокий, тощий, непонятно в чем душа держится, но крепкий и выносливый необычайно. Лицо – живое и умное. Я так понимаю, что бедность в его краях была непроглядная. Ему было двадцать четыре года, он был женат и имел двух сыновей. Мы потом видели фотографии его семейства – он таскал их в непромокаемом пакете в своем вещмешке. Единственной возможностью заработка для него был труд носильщика. Несмотря на большую конкуренцию, ему удавалось находить работу. Он даже участвовал в восхождении на Даулагири с американской экспедицией. Как я уже говорила, он выделялся среди других портеров скромностью, достоинством, сдержанностью и какой-то внутренней культурой. Почему я уделяю столько времени в своем рассказе нашему портеру? Мы провели бок-о-бок с этим человеком пять сложнейших дней – и он здорово помог нам. Не только тащил рюкзаки, но и был нашим гидом, собеседником, настоящим помошником. Я иногда вспоминаю его – человека из другого мира, с другой планеты. Когда мы прощались в Бени, я спросила его: «А как же ты теперь домой?» Он беззаботно махнул рукой: «Подумаешь, всего четыре дня ходу!»
Но я забегаю вперед. Пока что Тул ловко связал наши рюкзаки в один большой куль, забросил эту конструкцию к себе на плечи – и рванул по пыльной дороге с такой скоростью, что мы рты открыли от удивления. Эх, нехорошо, конечно, так эксплуатировать другого человека, но какой все-таки кайф идти налегке, без рюкзака! Тут мы уже и фотографировать стали, и болтать, и подмечать все окрестные красоты. А их было немало. Мы спустились всего до 2800 м, а пейзаж уже изменился. Наконец-то стали попадаться деревья и какие-то кустарники. Тощенькие, жиденькие, все больше похожие на какие-то наши вербы или ивы, но, тем не менее это была растительность. Удивительно, но в Гималаях тоже стояла осень: узкие листочки оптимистично желтели на фоне ярко-синего неба, ну совсем как у нас, дома, в погожий октябрьский день. Второе изумление вызвало то, что перепад высот составил каких-то 200 м, но температура воздуха разительно отличалась от Кагбени: здесь было жарко! Вначале мы сняли с себя ячьи куртки, потом флиски, потом тонкие трикотажные регланы (бедный Тул задолбался распаковывать рюкзаки) – и до конца дня шли просто в майках.
Вот так, веселясь и резвясь, мы дошли до селения с прекрасным названием Марфа (2670 м). Откуда в Гималаях взялась Марфа? Для нас это осталось загадкой. Большой зеленый щит на входе в селение гласил: «Добро пожаловать в яблочную столицу Непала!». Я бы сделала короткую приписку «...и столицу самогоноварения». Но приписка эта вряд ли нужна. Все проходящие через Марфу путники и так знают – здесь в каждом дворе производят самогон. Пардон, бренди. Мы думали, что только из яблок и персиков. Оказалось, что практически из всего: из апельсинов, абрикосов и даже из морковки. Не удивлюсь, если там гонят и «табуретовку» по рецепту Остапа Бендера, но туристам ее не продают, потому как эксклюзив, limited edition :) А может, это именно простая русская женщина Марфа впервые привезла в эти края перегонный аппарат? Короче, много тайн хранят в себе Гималаи. Марфа похожа на Джомсом размерами, домиками, мощенными грубым камнем улицами, но в целом она – поярче и повеселее (оно и понятно, самогон везде). В первой же лавчонке покупаем у древней бабуси пять пузыриков яблочного бренди (пузырики маленькие, по 200 грамм). Берем на сувениры - там одна этикетка чего стоит! Совершенно hand made, как и сам бренди, принт с надписью produced in Marpha, Mustang, Nepal. Цену я сейчас не вспомню, но недорого, нам еще и уступили за опт. И там же покупаем совершенно сказочные по вкусу, огромные красные яблоки. Наверное, самые сочные и экологически чистые яблоки в мире. Кстати, будете в этом районе, - обязательно закажите в любой придорожной кафешке яблочный фреш: это просто фантастика, праздник вкуса! А они такие яблоки на бренди переводят...
Марфа – это как раз полпути из Джомсома в Тукче. Здесь удобно перевести дух, не очень разнообразно, но вкусно покушать, расслабиться. Можно, конечно, и заночевать – мы замечаем, что дела с гестхаузами здесь обстоят получше, чем в Кагбени. Но мы, отобедав, собираемся идти дальше, в Тукче. Наш Тул удивляет меня тем, что на обед съедает всего лишь мисочку лапши в бульоне. Где он силы берет, интересно? За его обед (и за жилье) тоже платим мы, но хозяева кафе и гестхаузов дают скидки на питание и проживание портеров (но и селят их в других комнатах, попроще).
Переход до Тукче (2590 м) показался нам довольно легким, как продолжительная пешеходная прогулка. Практически все время дорога шла по ровной местности. Пейзаж вокруг становился все живописнее. На склонах гор появились густо-зеленые хвойные деревья. Вдоль дороги попадались небольшие буддистские сооружения (в христианских Карпатах такие маленькие придорожные сооружения культа называют «каплычки», то есть часовенки, но такой термин, естественно, неприменим к Гималаям, поэтому даже не знаю, как эти строения назвать), рядом с которыми лежали огромные плоские серые камни. На этих камнях рукой неизвестного мастера были каллиграфически выбиты-выписаны слова мантр. Здесь еще чувствовалось дыхание Тибета, но уже не так сильно, как наверху, в продуваемом всеми ветрами Кагбени.
Сам Тукче оказался небольшим, но довольно древним тибетским селением. В старину это был известный перевалочный пункт, через который возили шерсть и соль. Сейчас шерсть и соль уже не возят, но Тукче по прежнему – весьма известный перевалочный пункт, для всех, кто идет по Джомсом Треку.
Первые несколько лоджей нам не понравились – опрятные, дешевые, но душ и туалет на этаже.
Мы были очень уставшими, но Тул предложил пройти немного дальше – и оказался прав. Мы остановились на ночлег в совершенно изумительном гестхаузе, даже не гестхаузе – а настоящем постоялом дворе. Он так и называется Toukche Guest House. Его дизайн просто поразил нас – потрясающая смесь Дикого Запада и Тибета. Сочетание серых каменных стен и резного темного дерева лестниц и балок, шкуры, рога животных, скромные цветочки в кадках – все вокруг было очень продуманно и красиво.
С улицы постояльцы через массивные, как в замке, двери попадали в квадратный внутренний дворик. Номера располагались в этом дворике в галереях, опоясывающих этажи. Нам предложили подняться на крышу. На крыше были надстроены деревянные мини-будочки. Мы зашли в одну из них – и ахнули. Идеальная чистота, свежее белье, красивые занавески на окнах, и – чудо!!!! Просторная, сверкающая голубым кафелем ванная с горячей водой! Какая награда после трудного дня! Стоил этот маленький рай всего 5 долларов за номер.
Принадлежал этот отель прекрасной женщине, которая приняла нас, как родных.
Эта ночевка в Тукче стала моим самым прекрасным воспоминанием за все 5 дней пути.
Покайфовав под горячим душем, мы спустились к хозяйке и заказали ужин – пиво, момо с картошкой и момо с яблоками. Хозяйка сказала, что может накрыть ужин часам к семи, а нам она предложила пока прогуляться к достопримечательности Тукче - старинной винокурне.
Конечно, мы согласились. Тул присоединился к нам.
Чем дальше мы петляли по мощеным камнем, серым тесным улочкам Тукче, тем сильнее мы ощущали настоящий тибетский дух этого селения. Плоские монгольские лица людей, пестрые флажки на крышах, нигде ни кустика, ни деревца. Солнце быстро садится за горы, и от сумерек, а может от махины нависшей над Тукче горы Нилгири становится все холоднее и холоднее.
Мы приходим на винокурню. У ворот привязан целый караван осликов – повезут они потом местную «огненную воду» по всем Гималаям.
К нашему удивлению, и здесь всем заведует женщина, причем весьма пожилая. Я в очередной раз думаю о том, насколько активную жизненную позицию занимают непальские и тибетские женщины, насколько важную роль они играют в этом обществе.
Хозяйка очень рада гостям. Сердечность, с которой она принимает нас, искренняя, неподдельная, трогает до слез.
Ей далеко за 60. Она давным-давно, еще девчонкой, приехала в эти суровые края из Покхары. «Вы променяли Покхару на Тукче?» - моему удивлению нет предела. «Да», - улыбается тетушка, - «Любовь. Все дело в ней. Вышла замуж за парня из Тукче и переехала сюда. И не жалела, мы хорошо жили. Муж уже умер, сейчас заправляю всем сама».
А заправлять здесь есть чем. Тибетского типа, все с тем же квадратным внутренним двориком дом, выглядит очень ухоженным. Нам показывают комнату с огромным медным перегонным кубом. В соседней комнатке сидит целая бригада совсем юных девчонок и чистит апельсины. Завидев нас с Андреем, они начинают смущенно хихикать. Хозяйка подробно рассказывает нам весь технологический процесс, а потом ведет на дегустацию. Какого только бренди здесь нет! Яблочный, апельсиновый, персиковый и даже морковный. Все предлагается дегустировать с помощью внушительных эмалированных кружек. Возгласы, которыми мы сопровождаем каждый глоток, тешат бабулю, как ребенка. Девчонки побросали свои апельсины и тоже прибежали смотреть, как мы кривимся и фыркаем. Основательно надегустировавшись, покупаем с пяток пузырьков. Не мартель, конечно, и не хенесси, но хенд мейд ин Непал! Эксклюзив! Такого вы больше не найдете нигде!
По возвращении в отель нас уже ждет ужин. Я хочу сесть на балкончике, но хозяйка улыбается: «Замерзнете, давайте я вам в комнате накрою». Но мы настаиваем на балкончике. И через три минуты промерзаем до костей – холодает просто стремительно.
Переходим в предложенную комнату. Назвать ее столовой язык не поворачивается. Внутри – богатое убранство, практически, как в тибетском монастыре. Огромные тибетские иконы-танка, множество красных драпировок, статуэток, шкатулок, подушек, ковров. Здесь тихо и таинственно. И мы здесь одни. Садимся за большой стол, на длинную деревянную скамью. Меня удивляет, что края стола оббиты шерстяным пледом. Через секунду нам становится ясно зачем.
Хозяйка приносит большую сковороду…углей и ставит ее под стол – чтобы нашим ножкам было тепло. Плед не дает теплу от углей уходить слишком быстро, вот такое тибетское ноу-хау.
Надо сказать, что забота о путнике у тибетцев в крови. Мы не чувствовали себя постояльцами в этом отеле, а местная обслуга не прислуживала нам. Нас принимали, как уставших, замерзших и голодных друзей, во всяком случае, у нас было именно такое чувство – теплого и уютного дружеского дома.
Этот длинный и прекрасный день мы закончили, глядя с крыши на бархатно-черное гималайское небо. Таких огромных, таких низких, таких ярких звезд в таком несметном количестве я не видела никогда в жизни. Тукче спал, нигде не было ни огонька, лишь справа смутно белела громадина Нилгири.
читать дальше